Она писала пьесы. И, чаще, стихи. Что ей удавалось больше, она не знала, хотя, надо ли было ей это знать? Писала так, для себя, для друзей. И писала всегда исключительно о себе: так открыто, так понятно. Вот я, мой характер, мои поступки, вся моя жизнь перед вами, как на ладони, только имя чуть-чуть изменено: не Лена, например, а Лера, т. е. Валерия, или вообще: Алёна или Аля. Но...
Так странно и смешно: никто не увидел, что это она. Всем казалось, думалось, что прототипом послужила какая-нибудь подруга или, того ещё чаще, героиня какого-то мыльного сериала. Все читали, восторгались образами, конечно же, критиковали за слишком избитые сюжеты. Ещё бы: для них всё это было уже не вновь, а она, пережившая массу потрясений за свои короткие восемнадцать лет,
открывающая каждый день всё шире и шире глаза на этот страшный и, порой бесчеловечный мир вокруг неё, испытывала, как минимум, шок удивления и пыталась отойти от него всеми возможными способами, пока новая грань жестокости человеческих сердец не открывалась ей, вновь больно раня и убивая.
В детстве взрослые нацепили на глаза ей розовые очки. Наверное, боялись, что она не выдержит реальности и расколется, как орешек. Она смотрела вокруг и всё ей казалось по-настоящему добрым, по-настоящему красивым и безоблачным, в то время, как тучи всё сгущались и сгущались над её ещё маленькой и уже обманутой жизнью...
Ей всегда почему-то казалось, что больше всех её любит папа, а мама любит только её младшую сестру. И когда он их бросил, она ещё очень долго продолжала верить, что папа не звонит и не приходит потому, что постоянно занят, и, что как только он освободится, непременно приедет к ней со всякими сладостями и подарками.
Так она и продолжала ждать год, два, три... Потом: надоело – ей и маме. Надоел этот вечный обман, эти пустые обещания и ненавистная фраза «Вырастешь - поймёшь». Что она должна была понять, она не знала, пока однажды мама не сняла с неё окончательно эти розовые очки и всё ей не рассказала.
Он её не любил. Он любил её младшую сестру, а её – нет. Её он просто ненавидит всеми фибрами своей ничтожной душонки. А она, глупая, слепо верила каждому его слову. Так она споткнулась и больно ударилась первый раз.
С противоположным полом отношения не хотели налаживаться, начиная с начальной школы. Она была страшненькая, неказистая, такая серая-серая мышка в клетке с белыми – красивыми и породистыми. Она к ним и так, и сяк, а они только зубки оскалят и, развернувшись, пренебрежительно хвостиком вильнут.
Друзей у неё было мало, а если всерьёз задуматься, то не было вообще. Так: приходящие – уходящие. Они зачем-то знали о ней всё.
Она зачем-то всё им о себе рассказывала. Раскрывала себя, словно книгу, и позволяла не только читать, но и что-то менять, дописывать и вычёркивать. Занималась садомазохизмом, в общем-то...
А потом, когда вроде всё и везде пошло гладко (всё и везде), появился ОН. Он не был похож на остальных – Он её любил. Любил безответно и очень сильно. Она ответила Ему. Она выплеснула на Него всю нерастраченную любовь, что так долго хранили в сердце. Её любовь была настолько огромна и горяча, что спалила ей сердце. И Ему...
Он ушёл. Она осталась. Год она проплакала, стараясь хоть как-то забыть Его или возненавидеть, разочароваться или просто обжечься Его равнодушием. Ничего не получалось.
И вдруг, почти незаметно, её не стало. Как-то потихоньку, по кусочкам она растворились, исчезла. Помню, сначала потухли её глаза – поляна с подсолнухами. Никто и не заметил, что её не стало, почти никто.
Теперь лишь вспоминают, что она писала пьесы. И, чаще, стихи...
22 мая 2001г.