Она молча села на скамейку, которую, казалось, здесь просто забыли нерасторопные работники ЖЭКа. Скамейка стояла практически на тротуаре, мешая проходить людям, но ей в тот день было всё равно. Душа кипела, и в глазах выражалось негодование. Она задавала себе только один вопрос: «Почему?»В нём было всё-боль, радость, печаль и счастье-все эти противоречивые чувства соединились в этом беззвучном вопросе.
Она достала сигареты и, почувствовав привычный горький привкус, немного успокоилась.
Пустым взглядом она осматривала проходящих мимо мам с их малышами, и вдруг, впервые с того момента, как она всё узнала, её сердце ёкнуло. Но это был лишь мелкий, ничтожный порыв. Ей снова захотелось туда, в пустоту больницы, где ей объявили этот приговор, приговор всей, как тогда казалось, её жизни. Закурив вторую, она закашлялась. Нервным жестом выкинула сигарету и заплакала, она думала, что жизнь кончена и дальше ничего нет, кроме той пустоты, что сейчас была в её сердце. Наверное, прошёл бы не один час, пока она бы опомнилась. Но тут она, как сквозь сон, услышала слова. Маленький мальчик спрашивал у папы: «Папа, наверное, тёте очень плохо, ведь просто так тёти не плачут». И она увидела мальчика с бездонными, как небо, голубыми глазами. Ребёнок протянул ей охапку жёлтых одуванчиков и улыбнулся так, как улыбаются одни только дети. Снова ёкнуло сердце. Папа, с такими же бездонными глазами, стоял поодаль и не решался подойти. Малыш помог ему в этом: «Папа, тётя должна улыбаться». Мужчина присел на скамейку, и она со слезами уткнулась ему в плечо. Снова тот же вопрос: «Почему?», но уже в полный голос. Он спросил. Она всё ему рассказала. Он понял. Сынок бегал рядом, ловя бабочек, стараясь порадовать тётю. Он посмотрел ей в глаза и прильнул к губам. И этот поцелуй, как звезда, ознаменовал новое счастье. Их семейное счастье. Вчетвером.