Зарисовка полуночницы

Луна бывает разной. Для одних – она олицетворение романтики. Для других - боли. Она может быть надеждой или подругой по несчастью. Всем что ты захочешь…
Разные люди, разные страны, разное восприятие действительности. Не смотря на это, заметьте, что к солнцу такого отношения никогда никто не испытывал. Только луна могла дать то странное чувство пустоты или тепла, страдания или наслаждения, хотя в действительности луна просто есть и как любому неодушевленному предмету ей было глубоко наплевать, кто и что о ней думают.
Он был из тех, кто видел в ней спокойствие и одиночество, нисколько не тяготившее носителя. Не зная почему, он специально выходил на балкон курить только тогда, когда сумерки сменяла ночная зыбь. Именно тогда, когда на мрачном небе сверкала бледным осколком луна. Словно изощренный мазохист, он выпускал белесые струйки дыма и смотрел, смотрел на небо. Темно сиреневое небо Сибири просто «чувствуя» луну. Слыша душой ее тоскливую песню, самую прекрасную и в тоже время…и в тоже время щемящую сердце стальными тисками.
Он не любил луну. Он не любил романтиков, что накрывают ночное светило ореолом таинственности и многозначительности. Он был материалистом и видел жизнь только с практической стороны. Но он «чувствовал» Луну и от этого некуда было деваться. Как можно «почувствовать» грозу, лес или реку, плавно покачивающую волнами в такт своей песни. Как можно понять природу улыбки Моны Лизы, хотя со времен ее смерти прошло не одно столетие и от того, что ты «почувствовал» тебе вроде не стало ни теплее, ни холоднее.
Только эмоции вдруг стали как те самые волны реки, медленно покачиваясь в тебе и вытекая избытком через слезы, жемчужными каплями стекая по лицу.
В эти моменты он был собой, он был миром, а мир был им самим. Луна была его глазами, небо – телом, а город - душой. Он «чувствовал» Луну…

Ее город называли «Городом Тепла». Она не знала, кто придумал эту глупость, но это был редкостный идиот, так как зима здесь шла все 9 месяцев учебного года, а лето хоть и было жарким, но очень не продолжительным. Максимум 3 недели наскребалось.
Конечно если «Город тепла» воспринимать как метафору, то этот человек к тому же круглый дурак и слепой инвалид, потому что люди на улицах смотрели на прохожих с выражением профессиональных убийц и маньяков, а для того чтобы дождаться помощи от ближнего своего нужно было помереть и рассыпаться прахом. И то, на вас глянут только с легким поверхностным интересом, потопчутся на ваших останках и преспокойно пойдут дальше.
Она часто спрашивала знакомых о том, что если бы они были писателями, как бы они назвали их город? И они отвечали: Город Слез, Хладнокровия, Вечной Мерзлоты, быть может, иногда Бесконечного Застоя. Странно…очень странно…
Для нее город стойко ассоциировался только с одним словом – Сибирь.
Сибирью дышали голые искривленные деревья, жесткий снег зимой, слякоть по весне; Сибирь отзывалась в маленьких дворовых детях кучками собирающихся в накуренных подъездах или под облупившимися крышами «городков». Она слышала это слово в промозглом ветре пасмурным утром, и шелест опавшей листвы по гравию тихо шептал – Сибирь…
Взрослые ценят свои дворы. Те, с которых начинается их жизненная станица, где проливается их первая кровь с разодранных коленок или ушибленных руках. Где капризные слезы не могут помочь, где главная война была только за не скрипящие качели, и где мир начинался утром и заканчивался вечером – как жизнь на один день.
Она и Он тоже ценили свой двор. Случается, что дети не уезжают из родительского дома в полный приключений мир, а остаются в родной квартире, провожают, не спеша, родителей в город с более благоприятным климатом (ну или на тот свет) и продолжают жить в знакомых с детства комнатах. Так жили и они.
Он и Она. Луна и Город. Песня и Сибирь.
Они виделись мельком во дворе, когда собирались на работу. Он на машине, а она на 7-ой автобус. Виделись в магазине «Рябинушка» на углу и на традиционном собрании жильцов для улучшения жилищных условий проживания. Неловко обходили друг друга в тесном подъезде, единственном на весь дом. Из подъезда, они как на перекресте расходились в разные стороны. Она в одну сторону дома формы «П», а он в другую. Из года, в год. Из десятилетия, в десятилетия…
Он не знал, что она каждый раз видит его пустующий взгляд, устремленный в небо из окна напротив. Она не знала, что он заметил ее бессонницу и грустные глаза, устремленные вдаль ночных огней из окна вечерней порой. Он вызывал у Нее неуклюжесть действий своей печальной ухмылкой, а Она вызывала у Него непроизвольную невеселую улыбку своей неуклюжестью. Он знал, что она ни с кем не встречалась уже 5 лет, а Ей было на одиночество глубоко наплевать. Она знала, что Он разведен, а Ему было не интересно кто и что о нем знает.
…Они ценили свой двор, они жили своим пониманием, они чувствовали то, что смогли понять по одиночке…

Он не вышел по обыкновению сегодня на балкон, хотя Луна сверкала своим острым переливчатым боком. Она отважилась выйти на свою стеклянную веранду и, наконец, посмотреть, что же он искал на ночном небе. Он сидел в темноте кухни, курил и наблюдал, как Она осторожно ступает босоногая по стеклянному полу. Теперь Она впервые услышала что-то помимо слова «Сибирь» в чарующих ночных звуках. А Он удивленно раскрыл глаза, когда по Ее щеке соскользнула слеза и Она запрокинула голову к Луне. Она тихо напевала про себя песню Луны, а Он видел в Ее слезе свою душу – город…
P/S Сибирь тихо подкралась к Луне и мрачно прошелестела ветром в светящийся угол новорожденного месяца:
« - Ссссибирь.»
А Луна отвлеклась от бездушной жизни и произнесла лунным светом на город:
«- Я с тобой полностью согласна.»