А было это больше 20 лет назад

Евгений Евтушенко

Баллада о ласточке

Вставал рассвет над Леной. Пахло елями.

Восход алел, краснел и верещал.

А крановщик Сысоев был с похмелия

И свои чувства матом выражал.

Он поднимал тросами окольцованные

На баржу под названьем "Диаген"

Контейнеры с лиловыми кальсонами

И черными трусами до колен.

Он вспоминал, как жутко было в рощице:

На пне бутылки, шпроты, мошкара...

И рыжая зараза маркировщица,

Которая ломалась до утра.

Она уныло ёжилась с подсидчиком,

Когда Сысоев, хлопнувши сполна,

Прибегнул было к методам физическим...

К физическим прибегнула она.

Деваха из деревни, кровь бунтарская,

Она, быть может, с болью потайной

Маркировала щёку пролетарскую

Своей крестьянской тяжкой пятернёй.

Сысоеву противно стало, муторно.

Он Гамлету себя уподоблял.

В зубах фиксатых мучал беломорину

И выраженья вновь употреблял.

Но поднимая ввысь охапку шифера,

Который мок недели две в порту,

Сысоев вздрогнул, замолчав ушибленно,

И ощутил, что лоб его в поту.

Над башнями, над кранами, над свипами,

Ну, а точнее, прямо над крюком,

Крича, металась ласточка со всхлипами-

Так лишь о детях, больше ни о ком.

И увидал Сысоев, как пошатывалось

На страшной для бескрылых высоте

Гнездо живое, теплое, пищавшее

На самом верхнем шиферном листе.

Казалось, всё Сысоеву до лампочки,

Он сентименты слал ко всем чертям.

Но что-то стало жалко этой ласточки

Да и птенцов-детдомовский он сам.

И не употребляя выраженья,

Он словно бы фарфор или тротил

По правилам всей нежности скольжения

На крышу склада шифер опустил.

А там внизу с глазами завороженными,

А, может, замороженными вдруг,

Смотрела та зараза-маркировщица,

Как бережно разжался страшный крюк.

Сысоев это сделал чисто, вежливо

И краном, грохотавшим в небесах,

Он поднял и себя, и человечество

В ее зеленых мнительных глазах.

Она уже не ёжилась с подсидчиком,

Когда они пошли вдвоём опять.

И, право, было к методам физическим

Сысоеву не нужно прибегать.

Она уселась тихая под лапами

Угрюмых пихт, на смятом пиджаке.

И слабою уже рукой погладила

То место, где влепила на щеке.

Она шептала: "Родненький мой..." ласково.

Что с ней стряслось, не понял он, дурак.

Не знал Сысоев - дело бвло в ласточке.

А ласточке помог он просто так.