одиночество

и ветер перемен уносит вдаль слова, что были ей так непонятны. Она всегда одна, и ей не жаль, что шепчет одиночество невнятно, что больше нету у нее души, а может, она просто потерялась, и спросит одиночество: "скажи, хоть что-нибудь в твоей душе осталось?.." а ветер перемен не хочет ждать, и одиночество опять прошепчет тихо,
оно на небе сером. Вот опять на белую бумагу пару штрихов той серой грустью падают. Стереть их невозможно - белая бумага ее душа. Там нечему гореть. Осталась только тень серого страха. И ветер перемен опять шуршит, и дождь по окнам барабанит резво,
и про себя ее душа кричит, что сложно мир оценивать ей трезво, и серой грустью падают снега, и солнце не восходит на востоке, душа хотела убежать. Бега - не выход. Дождь везде - воды потоки. И так хотелось быть со всеми ей, но одиночество подкралось тихо, мягко.
заполнило ей душу, и теперь мир стал для ней ненужным, непонятным. Она всегда одна, не жизнь, мука, шепнет ей одиночество невнятно: "душа есть жизнь, а тело лишь труха".
И стало ей – одной – про все понятно и, мягко прыгая, распустит крылья, и улетит на них, как ангел белый, но это ведь душа, а тело пылью, ничем падет на землю, и несмело
проникнет вниз, в те страшные чертоги, покатится слеза белее мела... ее нельзя судить уж слишком строго. Кинжал остался в теле. «улетела!»